Лист падал вниз оранжевой строкой,

Где сборище поэтов день-деньской                                                                 

В пыли бумажной отделить пыталось            

Зерно от плевел, но не всем давалось...

В разгар веселья распахнулась дверь.

Заходит к ним, уж мне-то ты поверь,

Святая Муза – в травах и цветах,

И кандалами скованных ногах.

Помочь просила кандалы ей снять

К ней сразу кинулась поэтов рать.

Один был очень пьян, и встать не мог,

Держал вином наполненный он рог.

 – Возьми, испей хмельного ты вина,

Усталость твоя пьяному видна.

Не обижайся, выпивая рог,

Забудешь ты о трудностях дорог.

И не гляди с укором на меня,

Что встретить, как положено, не мог.

Тебе б я точно не помог,

Набрался нынче что-то как свинья. –             

Его дослушав, Муза подошла,

Поэтов рать рукою отвела.

Взяв рог, сказала, что подобный рог

Мог стать препоной тысячи дорог.

  – Препонов плоть легко развею я.

 Не жадный ты, не жадная и я.

 Испив глоток вина, она ушла,

 Как будто здесь и вовсе не была. –

 А пьяница-поэт, допив тот рог,

 Не помнил, как ступил на свой порог.

  – А Муза всё же выбрала меня:

  "Не жадный ты, не жадная и я".

  – Впечаталось в хмельном его мозгу.

 Кричал он в ночь: «без Музы не могу…».

 И песен покатился целый рой

 Из рога изобилия рекой,

 Взбивая кудри бризом озорным,

 Мерещился причалом роковым,   

 Где наш поэт всё с Музою гулял,                                         

 Фиалки в её волосы вплетал….

  Крестила бабка лоб его рукой.

   – Очнись, милок, жар у тебя какой.

  Пришёл в себя он на шестые сутки,

  Болезни дни считал кошмаром жутким. –

  Не помнил ничего – где был, с кем пил...

  Безумство его ветер подхватил,

  По кочкам в поле диком раскидал,

  По тем местам дурман повырастал